Лауреат международных конкурсов, народный артист Армянской ССР, клоун, пантомимист, способный рассмешить миллионы телезрителей, артист, который ежевечерне, а в воскресные и праздничные дни трижды в день заставлял смеяться зрителей, пришедших на представление в цирк, Московский, Ленинградский, Ереванский, Минский, Пражский, Варшавский. Каков он, этот человек?
1935 году 15 марта в семье Георгия Енгибарова, шеф-повара ресторана московской гостиницы «Метрополь» родился третий сын, которого назвали Леонидом. В этот день мир обрел гениального клоуна, мима Леонида Енгибарова, имя которого всегда будет стоять особняком в истории циркового искусства.
Кинорежиссер Сергей Параджанов назвал Леонида Енгибарова «единственным незаменимым актером» после того как тот сыграл Христа в фильме «Тени забытых предков». Были и другие роли в кино, но главной любовью его жизни была все-таки цирковая арена. «Цирк — самое честное искусство, — говорил Енгибаров, — стойку на одной руке по телефонному звонку из райкома не сделаешь».
«…По ночам у вас будут болеть плечи от бесконечных тренировок, распухать кисти рук и наливаться кровью глаза… Все это, конечно, тяжело, и все-таки это рано или поздно забывается. Вот только одно никогда не забывается — это когда ты стоишь на двух руках, медленно отрываешь одну руку от пола и понимаешь, что у тебя на ладони лежит земной шар».
Испокон веков клоун заполнял паузы между выступлениями артистов. Таков был неписаный закон цирка. В 60-е годы XX века, впервые в истории цирка, этот закон был нарушен — артисты заполняли паузы между репризами клоуна. Клоуном этим был Леонид Енгибаров.
Он родился 15 марта 1935 года в Москве. С детства влюбленный в кино и литературу, неутомимый выдумщик и фантазер, Леня вынужден был пробивать свою дорогу в жизнь кулаками. Сначала в дворовых драках, где ему доставалось за «характерную» внешность, а потом и на боксерском ринге, где он провел несколько лет, накачивая мускулы и воспитывая характер. Но, уйдя из бокса в цирковое училище, Енгибаров не прекратил сражаться — вся его жизнь была боем за свое творчество.
В училище Енгибаров не колеблясь выбрал жанр пантомимы: «В цирк приходят смотреть представление, а не слушать его». Енгибаров не нуждался в словах. Язык тела, жестов, мимики, сложнейших акробатических трюков говорил убедительнее любых фраз.
«Разве пантомима молчаливое искусство? Разве вы не слышите, как стонут руки Марселя Марсо, пытаясь разогнуть железные прутья бесчисленных клеток? Мир пантомимы полон звуков и красок, он гремит и грохочет, смеется и аплодирует, шумит вокзалами и поет с эстрады, и тихо шепчет слова любви…»
Но это не была традиционная пантомима. Енгибаров не просто работал на арене, он творил, изобретая новый жанр — сплав цирка и театра, виртуозной акробатической техники и потрясающего актерского мастерства. Впервые клоун заставлял зрителя грустить. Грустный клоун? Клоун, после реприз которого наворачиваются слезы?
Парадокс, но зрители Москвы, Еревана, Одессы, Праги и сотен других городов мечтали о лишнем билетике, чтобы посмотреть, как тихо и безысходно уходит герой Енгибарова с манежа, как он мирно спит посреди арены и как по-детски переживает, когда разбиваются тарелки или лопается красный воздушный шарик. «Поэт арены», «трагик цирка», «клоун с осенью в сердце» — все это сказано о нем. В этом придуманном им жанре он так и остался единственным — до сих пор. И дело не в технике исполнения акробатических трюков. Любой трюк можно разучить за пару месяцев. Леонид Енгибаров — глубочайший актер, открывавший шлюзы воображения зрителя, заставлявший думать, переживать. В центре его реприз всегда была личность — нечто совершенно новое для советского зрителя, привыкшего к размалеванным клоунам в рыжих париках. Непроизнесенные слова Енгибаров предоставлял воображению зрителя, поднимая его до уровня соавтора. Поэтому его неизменно провожали овациями. И вполне закономерен его успех на международной арене — в 1964 году Енгибаров получил первую премию на Международном конкурсе клоунов в Праге — Кубок имени Э.Басса.
Юрий Никулин вспоминал: «Он потрясающе владел паузой, создавая образ чуть-чуть грустного человека, и каждая его реприза не просто веселила, забавляла зрителя, нет, она еще несла и философский смысл. Енгибаров, не произнося ни слова, говорил со зрителями о любви и ненависти, об уважении к человеку, о трогательном сердце клоуна, об одиночестве и суете. И все это он делал четко, мягко, необычно».
Енгибаров всегда выкладывался без остатка. Постоянные мучительные поиски нового. Ежедневные изнуряющие репетиции и тренировки, кровавые мозоли на руках… И все ради единственной цели — быть первым, лучшим. И он был им. Кто искренне, а кто нехотя, но признавали это все. Кино, литература, театр — Енгибаров был талантлив во всем. Те, кто не видел его на манеже, ни за что не сказали бы, что это — клоун. Это был очень серьезный, малоразговорчивый человек, больше похожий на инженера или математика. Но на манеже он полностью преображался, превращаясь в своего героя — озорного мальчишку по имени Леня. Современный — один из главных эпитетов Енгибарова. Современный во всем — начиная с творческих приемов и заканчивая внешним видом. Модная полосатая футболка, шелковый платок на шее, узкие стильные брюки, никаких париков, почти никакого грима, — таков был образ Лени, стоящего на одной руке под мелодию Армстронга и играющего в хоккей собственной шляпой. И еще одна черта — минимум реквизита. С одним чемоданом простейших предметов он отрабатывал феерическую двухчасовую программу.
«…Потом, когда кончится дробь барабана и подойдет к концу жизнь, тебе скажут, что ты был несчастлив в жизни, потому что ты всегда работал и ни на что другое у тебя не оставалось времени. Но зато ты делал невозможное — человек, чьи ладони в кровавых трещинах… Разве это не Счастье?»
Его восхищала женская красота. Поклонницы ездили к нему со всех концов страны. Почти ежедневно он вручал коллеге список: кого надо встретить или проводить. Женщины были для него источником вдохновения, он сочинял для них и исполнял перед ними свои номера, новеллы. Это, скорее, было средством самовыражения, ему нужно было хоть на мгновение, но любить прекрасное и делать красивые жесты. Мог, например, купить дорогую шубу в ереванском универмаге, подарить понравившейся продавщице и, сказав только одно: «Леонид Енгибаров!», раскланяться и уйти. Дарил охапки роз официанткам, продавщицам и вообще — красивым женщинам. Его поступками двигало не донжуанство, но романтика: «У каждой женщины должен быть свой принц!» Однако умевший любить и покорять женщин как никто другой, Леонид Енгибаров всю жизнь был невероятно одинок и погружен в свой собственный, им созданный мир. Единственной женщиной, с которой он никогда не расставался, была его мать — Антонина Андриановна.
«Я карманный вор. Я король карманных воров. Я богат и счастлив. Я почти что счастлив. Вот только жаль, что никто не носит сердце в кармане!»
Деньги Енгибаров не копил, а тратил. Советские артисты зарабатывали неплохо, в расцвете своей славы Енгибаров получал уже персональную ставку — 25 рублей за выступление. За месяц артист отрабатывал от 40 до 60 спектаклей. Выходила очень приличная сумма. Но у Енгибарова через пару дней после получки в кармане — ни копейки. Все заработанные деньги уходили на цветы женщинам, на подарки.
Однажды он попросил у своего коллеги Соса Петросяна его новую замшевую куртку: «Понимаешь, у меня сегодня свидание!» И дал ему взамен свою кожаную, забыв в ее кармане целую кипу денег — накануне был день зарплаты. На следующий день немного грустный Леонид попросил Соса достать немного денег в долг — все, мол, потратил, и не помнит, как. Сос, конечно, деньги вернул, чем немало удивил и обрадовал Енгибарова. Вообще, с деньгами он обращался, как ребенок, мог дать сто рублей ассистенту и попросить купить 4 бутылки минеральной воды, а потом не вспомнить про сдачу.
Как это часто бывает, яркая индивидуальность Енгибарова у многих вызывала непонимание, раздражение и зависть. Усугублялось все трудным характером артиста, его высоким честолюбием. Наивно и подчас по-детски он требовал признания своей гениальности, ужасно расстраивался, если его не узнавали. Впрочем, слава любила его и была с ним до конца жизни. В ереванском аэропорту, где его встречали коллеги, мог достать булавы и начать жонглировать прямо перед глазами сотен случайных людей — ему всегда нравилось быть на виду, в центре внимания.
Не всем приходилась по душе и его требовательность к себе, и жесткие требования к партнерам: Енгибаров, к примеру, не разрешал артистам оставлять после себя что-либо на арене, требовал «чистого» манежа перед своим выходом. И сам ничего не оставлял.
Из-за ершистости, нежелания подчиняться, идти на компромисс не складывались отношения и с руководством. Однажды армянский цирк впервые решили отправить на гастроли в скандинавские страны. Из Москвы к артистам приехал управляющий Союзгосцирка. Посмотрев программу, собрал всех, сказал немало добрых слов. Отметил особую роль Енгибарова и в конце попросил его: «Это скандинавские страны, для них вы — русский цирк. Леня, сделай какую-нибудь репризу в русском народном стиле». Ответ Енгибарова был как ножом: «Да пошел ты…» Управляющий, конечно, обиделся, и в результате вместо армян на гастроли поехал цирк Олега Попова. Таков был Енгибаров — никогда ничего не делал на заказ, не принимал вмешательства. И не мог промолчать.
В 1970 году, после многочисленных конфликтов с начальством, Енгибаров покинул Союзгосцирк и создал эстрадный театр пантомимы — смелая затея по тем временам! Далось ему это нелегко — в Министерстве культуры встретили это начинание весьма прохладно, а пресса обходила его стороной. Сам же Енгибаров с увлечением окунулся в новую работу, создав за короткий срок программы «Причуды клоуна» и «Звездный дождь», с которыми гастролировал по стране.
Несмотря на все трения с властью, в 1971 году Енгибаров все же был удостоен звания народного артиста Армении, в очень молодом для этого возрасте. И это было хоть и частичное, но признание его таланта, маленькая победа большой личности над системой, победа, оказавшаяся последней.
«…Не понимаю, ничего не понимаю, не понимаю ваших законов, вашей морали, вашей любви, взрослые! Не знаю, как я буду жить. В вашем мире я жить не смог, а в своем — я совсем один».
Енгибаров был великий артист, а артист — это ребенок, которому нужно нравиться, быть лучшим и быть любимым. Он говорил о себе: «Я умру, если никто не скажет: «Люблю». А еще повторял в шутку: «Если я гений, то, как Пушкин, умру в 37 лет…» Гениальный мим, неповторимый мастер клоунады Леонид Енгибаров умер от разрыва сердца в 37 лет, 25 июля 1972 года…
…Ну а он, как будто в воду канув,
Вдруг при свете, нагло, в две руки
Крал тоску из внутренних карманов
Наших душ, одетых в пиджаки…
…Этот вор, с коленей срезав путы,
По ночам не угонял коней.
Умер шут, он воровал минуты,
Грустные минуты у людей.
Спустя ровно восемь лет, день в день, 25 июля ушел из жизни и автор этих строк, посвященных Енгибарову — Владимир Высоцкий. Оба они похоронены на Ваганьковском кладбище, в нескольких метрах друг от друга.